Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всякое случиться может!.. Вообрази, что ты секретарь райкома, и действуй соответственно. В других районах такая же ситуация. Мобилизуй все силы на розыски убийц! Да, кстати, к нам направляют на работу пять человек из числа двадцатипятитысячников. Большинство из них, а может и все, станут председателями колхозов. Ты поручи начальнику коммунхоза приготовить им жилье.
— А как там Чеперли? — поинтересовался я.
— Ты его так опозорил, что ему долго не оправиться… Не скоро, я думаю, вы будете его лицезреть.
Не могу сказать, чтобы меня огорчило известие, что Чеперли пока не собирается возвращаться.
Закончив телефонный разговор, я зашел в редакцию газеты, чтобы просмотреть передовую статью, посвященную последним трагическим событиям в районе. Вторая полоса газеты называлась: «Никакой пощады кулакам и их прихвостням!» Сразу под названием была помещена карикатура на Чеперли, которого художник изобразил в виде наседки, прячущей под крыльями своих цыплят. Надпись под карикатурой гласила: «Кулаки под крылышками своих покровителей».
С кем бы я ни встречался в последующие дни, каждый предупреждал меня, что я играю с огнем. А один напомнил старую поговорку:
— В присутствии плешивого не говорят о лысом!
Даже на уроках в партшколе и в педагогическом техникуме шел разговор о газетных публикациях. На лекциях я подчеркивал, что печать призвана заострять внимание читателей на классовой борьбе, которая становится с каждым днем все острее.
— Старый мир расшатан до основания, и возврата к прошлому не будет!
* * *
На очередном бюро райкома партии основной пункт повестки дня — расследование недавних убийств. Пока ни один убийца не был найден. Строились различные догадки, высказывались предположения, но результатов не было. Бюро постановило обязать следственные органы и прокуратуру поскорее добиться эффективного расследования.
Когда перешли к организационным вопросам, я предложил назначить Ходжаталиева заведующим отделом социального обеспечения.
К удивлению, накинулась на это мое предложение Кяхраба Джаваирли.
— Только что человека назначили заведующим пунктом приемки хлопка, не успел он освоиться, как его переводят снова в Агдам. Когда будет положен конец преследованиям честных людей?
Ее поправили, что «преследование» — не то слово.
— Пусть! — сказала она. — Но так играть кадрами нельзя!
Я заверил Кяхрабу-ханум, что Ходжаталиева вовсе не преследуют, наоборот: идут навстречу его пожеланию не покидать Агдама!
Но она не сдавалась:
— Боевого товарища, бакинского рабочего сплавляют в архив, в музей!..
Я перебил разбушевавшуюся Кяхрабу:
— Не занимайтесь демагогией, Джаваирли! Социальное обеспечение — один из фундаментов экономической основы Советской власти! Рекомендуя Ходжаталиева на эту работу, мы оказываем ему доверие. Если вам так уж нравится дискутировать, спросите у самого Ходжаталиева, доволен ли он новым назначением или нет!
Все члены бюро единогласно проголосовали за мое предложение, даже Кяхраба-ханум, поколебавшись, все же в последний момент подняла руку.
Бюро закончилось, все разошлись, в комнате задержался Нури. Но поговорить нам не удалось: принесли телеграмму от Керима, в которой он сообщал, что завтра приезжает поездом в Евлах и ждет машину из райкома. Я, разумеется, обрадовался его приезду, но не мог догадаться, с чем он связан. И Нури ничего не приходило на ум. Уже было поздно, и Нури ушел. А я остался в своем кресле, чтобы в тишине просмотреть центральные газеты, журналы, письма, телеграммы. Надо было подготовить к завтрашнему дню материалы, знать, как ответить на жалобы и просьбы. В своем рабочем блокноте я сделал пометку о том, чтобы завтра в Евлах к приходу поезда была послана машина встретить Керима.
Жизнь в городе затихла. Сонно ворковали голуби на соседней крыше, где-то вдалеке залаяла собака. Гулкие шаги одинокого прохожего отдались эхом в стенах домов. Неслышный ветер едва шевелил листву на деревьях.
Город спал, когда я вышел из здания райкома партии. В соседнем дворе раздалось первое призывное кукареканье петуха, где-то поодаль отозвался другой. Глаза не сразу привыкли к темноте, но дорога была мне хорошо знакома. Холодный ночной воздух ощутимо обвевал голову.
Я вспомнил, что забыл оставить заведующему общим отделом письмо в ЦК, чтобы отправили с утренней почтой, но возвращаться не хотелось.
Между домом, где мы жили, и центром города, где располагался райком, текла река. Совсем неподалеку от моста, соединявшего две части Агдама, когда-то стояли мельницы Кара-бека, куда мы пришли с отцом и матерью в поисках работы, где отец познакомился с Алимардан-беком из Эйвазханбейли, и мы нанялись к нему в батраки, кажется, тысячу лет назад… Мысли мои, как всегда, унесли меня в далекое прошлое.
Я вступил на мост, и каблуки моих ботинок звонко застучали по деревянному настилу. Какой-то шорох привлек мое внимание, я мгновенно обернулся и сжался, как для прыжка. В кустах у реки мелькнул силуэт, яркая вспышка осветила кромку берега. Я метнулся вниз и прильнул к доскам настила. Ночную тишину прорезали три громких выстрела, один за другим. Я услышал шуршание башмаков по гравию. Покушавшийся — он был один — удалялся вдоль берега реки. По-видимому, он был уверен, что я убит. А я остался в живых только потому, что почти одновременно с первым выстрелом упал и пуля задела меня на излете, вскользь.
Рукав быстро набухал кровью, хотя особой боли я не чувствовал; лишь сильное жжение в правом предплечье говорило, что пуля прошла именно там. Убийца решил, что все три выстрела достигли цели. «Как я разочарую его завтра, когда он увидит меня живым!» — подумал я.
Я осторожно поднялся и, придерживая здоровой рукой пострадавшую, медленно побрел домой. У меня мелькнула мысль вернуться в райком и вызвать туда профессора, но я понимал, как будет волноваться Кеклик, которая, как всегда, не спит, ожидая меня. Лучше прийти в окровавленной одежде, но на своих ногах, чем звонком предупреждать о ранении. И в больницу идти не имело смысла: нельзя подвергать Мансура Рустамзаде опасности ночного хождения по городу, в котором скрывается убийца.
В первый момент Кеклик испугалась, побледнела, но быстро взяла себя в руки и кинулась за теплой водой, чистыми тряпками и йодом. Стащила с меня пиджак, разорвала рубашку, прилипшую к ране, и охнула.
Я, как мог, успокоил ее, сказав, что не чувствую никакой боли.
— Позвони Нури, может, пришлют из больницы фельдшера или дежурного врача?
Через несколько минут у дома затормозила машина, приехали Нури, следователь, начальник милиции и Мансур, которого они захватили с собой.
— Профессор, я не хотел вас беспокоить… — извинился я.
— Опять мне придется тебя лечить, — улыбнулся он. — Никак не можешь без меня обойтись! И опять руку. Но, к счастью, ничего страшного. Задеты мягкие ткани, через пару недель забудешь, где у тебя болело.
— Жаль, что накануне приезда Керима! — посетовал